Муза винодела - Страница 9

— Скажу… — Опустив глаза, Симона смотрела на темную, мерцающую жидкость в бокале. Перед глазами все расплывалось. Слезы подступали. Ее слезы.

— Симона… — Как только он произнес ее имя, она ощутила боль и наслаждение одновременно. — Я рад, что тебе понравилось вино.

Она дала волю слезам, как только стихли его шаги.

Глава 3

— Господи, Раф, ну как можно быть таким ослом?!

Рафаэль поднял голову и, прищурившись, наградил сестру хмурым взглядом. Он сидел за рабочим столом, заваленным бумагами, а Габриель уже полчаса пыталась выяснить, почему он так повел себя с Симоной. Рафаэль совершенно не хотел обсуждать эту тему, но ведь настырная сестрица все равно докопается до истины.

— Ты заставляешь Симону чувствовать себя нежеланной гостьей.

— Она и есть нежеланная гостья.

— Она моя подруга. И сестра моего жениха. А значит, скоро станет членом нашей семьи. — Он поморщился. — Ну скажи мне, Раф, что ты собираешься делать на Рождество, когда мы опять соберемся все вместе? Или когда тебя пригласят на крестины?

— Какие крестины? — Его взгляд опустился на ее живот. Его собственный живот мгновенно сжался. Кавернес был жесток к своим детям. Ко всем детям. Оставалось только надеяться, что к этому ребенку судьба будет более благосклонна. — Ты что?..

— Нет еще, — хмыкнула его сестра. — Но когда-нибудь это произойдет, и я хочу, чтобы у моих детей был дядя.

— Может, нам стоит отложить дискуссию до тех пор, пока ты ими не обзаведешься?

Габриель свирепо посмотрела на брата:

— Ты и Симона — два самых близких мне человека. Неужели ты не можешь и пяти минут спокойно простоять рядом с ней?

— Пять минут — это не так уж мало, — возразил Рафаэль.

Особенно если мужчина разрывается между двумя желаниями: схватить женщину и, сорвав с нее одежду, немедленно овладеть ею или схватить, сорвать одежду, бросить на постель и как следует выпороть за то, что она причинила ему такую боль. Но и в том и в другом случае раздеть ее необходимо.

— Неужели ты просто не можешь…

— Нет, — прервал он сестру тихим голосом, в котором тем не менее прозвучало предупреждение. — Не могу.

— Почему? Почему бы тебе, к примеру, не показать Симоне виноградник? Ей было бы очень интересно посмотреть. Но сколько я ее ни приглашала, она все время отказывается.

— Умная женщина.

— Да, умная. А еще красивая, великодушная, добрая и к тому же единственная женщина, которая тебя по-настоящему любит. Вот почему я считаю тебя ослом.

— Ты только за этим сюда пришла?

— Да. Но нам бы не понадобилось тратить столько времени на этот разговор, если бы ты проявил хоть немного здравого смысла. Ты заявил, что я зациклилась на прошлом, когда я сказала, что хочу вернуться во Францию. Ты твердил, что я сошла с ума, если собираюсь повидаться с Жозе. Ну, может, я действительно сумасшедшая, поскольку вообразила, что Жозе мечтает со мной встретиться, но я по крайней мере попыталась сделать шаг навстречу. А теперь я выхожу замуж за человека, которого давно люблю и Симона, моя лучшая подруга, становится моей свояченицей. Но это во все не значит, что я застряла в прошлом, Раф. Я не из тех, кто боится оглянуться назад только потому, что там было слишком много боли, с которой трудно справиться. — Глаза Габриель молили о прощении. Ее слова резали по живому. — А вот ты такой, Рафаэль.

Когда Рафаэль работал, он вкладывал в работу все силы. Когда его тяготили проблемы, работа, казалось, шла еще лучше. После разговора с Габриель он вышел из дома, взял «тойоту» с прицепом, топор и отправился рубить высохшие и опасно накренившиеся деревья. Кроме того, Раф захватил кусачки и проволоку на случай, если понадобится отремонтировать изгородь. Ему предстояло основательно потрудиться, чтобы сделать все за один день…

Как кому-то может прийти в голову оглядываться на такое детство, какое было у него? На мать, которая воспитывала их с помощью розги, кожаной плетки да, собственно, всего, что попадалось ей под руку. Настроение Жозе менялось с быстротой молнии — от полного равнодушия до гневных воплей, но никогда, никогда в ее глазах не было видно ничего, хоть отдаленно напоминающего любовь к детям. Габриель она еще как-то терпела, а вот ее отношение к сыну оставалось неизменным и совершенно определенным.

Она ненавидела его.

Рафаэль горько улыбнулся. Прошли годы, и ненависть стала взаимной.

Он вогнал топор глубоко в древесину. Дерево было огромное. Потребуется немало времени, чтобы его свалить.

Вот и хорошо.

Физические упражнения очень полезны, если надо снять накопившееся напряжение. Что же касается того, что он боится вернуться в то время, когда был с Симоной…

Раф подошел к джипу, просунул руку в окно, взял сотовый и набрал номер гостиницы. Когда Сара ответила, он попросил соединить его с номером Симоны.

— Сейчас я валю деревья, — сказал Раф, услышав ее голос. — Потом починю изгородь. А потом покажу тебе виноградник. Я буду невыносим. Со мной будет трудно разговаривать. Но ровно в четыре я жду тебя возле винодельни.

Последовала пауза. Затем Симона ответила:

— Я приду, — и повесила трубку.

* * *

Габриель едва не лопнула от смеха, когда подруга передала ей слово в слово разговор с Рафаэлем.

— Прекрати, — взмолилась Симона. — Разве я смеялась над тобой, когда ты просто с ума сходила, так как тебе не терпелось поскорее увидеть Люка? Нет. Я проявила сочувствие.

— Я тебе тоже сочувствую. — И Габриель, не удержавшись, снова захохотала. — Господи, ну какой же он все-таки болван! Ну а у тебя-то есть план?