Муза винодела - Страница 25

К оглавлению

— Ну, что я говорил? — Люк повернулся к жене. — Получила?

— Еще посмотрим, — буркнула Габриель. — Так ты за рулем? Наверное, совсем вымотался? — Она критически оглядела брата.

— Ничего, все нормально.

— Из тебя мог бы получиться неплохой отец, — пробормотал Люк.

— Я тоже так думаю. — Раф обменялся с Люком долгим взглядом.

— Ну, что я говорила? — Габриель с видом победительницы посмотрела на мужа. — Получил?

— А где она? — спросил Рафаэль. Ему нравилась их компания, но еще больше ему хотелось увидеть Симону.

— Она в саду, — сообщила Габи. — Рафаэль… — Он, поборов нетерпение, остановился. — Я сказала Симоне, что звонила тебе.

— По крайней мере, это честно.

— Она теперь на меня сердится.

— Это мы уладим.

— Надеюсь, она простит меня. Сестры не должны ссориться из-за мужчины.

— Угу. — Он сделал шаг в сторону.

— Рафаэль…

— Что?!

Он снова остановился. Терпение явно не входило в число его достоинств. Люк фыркнул. Габриель закатила глаза.

— Я хочу, чтобы ты сделал подарок Симоне. Не думаю, что ты будешь против. Подожди. — Исчезнув за кухонной дверью, Габи через минуту вернулась, неся в руках какой-то сверток.

Рафаэль подошел ближе.

У «свертка» был нос. Два уха. Лапы. И влажные карие глаза.

— Щенок, — улыбнулся Рафаэль.

— Золотистый ретривер, — уточнила Габриель, вручая ему щенка. — К тому же это девочка.

— Толстая, — заметил он.

— Все малыши толстые. — Габриель погладила щенка по голове. — Не слушай его, милая. У тебя, можно сказать, рубенсовские формы.

— Ну и что я должен с ним делать?

— Подаришь Симоне.

— Зачем?

— Затем.

Странное объяснение.

— Это то, что обычно дарят беременным? — поинтересовался Раф.

— Нет. Но это должно помочь. По крайней мере тебя выслушают, — объяснила Габриель. — Ты очень ее обидел, Раф.

— Думаешь, это поможет? — Он с недоверием посмотрел на маленький комочек, уже примеривающийся, как бы пожевать ремешок от его часов. Цвет, конечно, приятный, но Рафаэль сомневался, что Симоне сейчас нужен именно щенок. — Я все же не уверен, что это хорошая идея.

— Положись на меня, — твердо сказала Габриель.

Он нашел Симону в старом саду, под яблоней. Она была в обрезанных до колен джинсах, выгоревшей розовой майке и старых садовых перчатках. С одной стороны от нее лежали только что выдернутые сорняки, с другой — кучка маленьких луковиц. Рафаэль опустил щенка на землю, и тот сразу же заковылял к Симоне.

— Привет. Откуда ты взялся? — долетел до него ее голос, удивленный и ласковый. Щенок счел проявленное к нему внимание добрым знаком и, завиляв коротким хвостиком, принялся жевать перчатки. Симона легонько шлепнула его по носу. — А где же твои хорошие манеры?

Щенок плюхнулся на задние лапы и, почесав за ухом, переключился на кучу сорняков. Симона рассмеялась и оглянулась, ища хозяина.

И увидела Рафаэля.

Ее смех замер. Она поднялась, сняла перчатки, отряхнула джинсы, стараясь не смотреть на него.

— Мне нравится, что ты сделала здесь, в саду, — заметил он, словно вел непринужденную светскую беседу. Но Симона молчала. Наклонившись, она гладила щенка по голове, на что ушла, казалось, целая вечность.

— Как его имя? — спросила наконец она. — Или у него, как и у остальных твоих животных, просто нет имени?

— Лебедям и уткам имена не нужны, — заявил Рафаэль, чувствуя почти отчаяние. Щенок, покончив с сорняками, выдернул из земли уже посаженную луковичку. Что же делать? О чем, черт возьми, думала его сестра?! — Руби, — придумал он. — Ее зовут Руби.

— Давно она у тебя?

— Недавно.

Симона выпрямилась, засунув руки в задние карманы джинсов. На мгновение их взгляды встретились.

— Я слышала, ты был в Мараси, — тихо сказала она.

— Я слышал, что ты беременна. — Пожалуй, для непринужденной светской беседы это уже слишком.

— Да. — Симона вздернула подбородок, и он сразу вспомнил то время, когда она, будучи девочкой, готовилась дать отпор. Дети Кавернеса умели постоять за себя. — Да, я беременна.

— Это мой ребенок?

— Видишь ли, мы можем любить какие-то вещи, заботиться о них — как, к примеру, я забочусь об этом саде, — но вот являются ли они нашей собственностью? Можно ли о них сказать «мой»?

— Ответь мне на вопрос, Симона. Это мой ребенок?

— Давай называть его нашим ребенком.

Она посмотрела на него, и он увидел в ее глазах любовь матери к своему ребенку и готовность защищать его во что бы то ни стало. Рафаэль ощутил, как у него сдавило горло.

Ему необходимо извиниться.

— Симона… мои слова тогда, в отеле… Прости меня. Я был не прав. Я понял это почти сразу. Я хотел поехать за тобой… поговорить… Я хотел… — Ее. Он хотел ее. Желание было нестерпимым.

— Но ты не поехал… — Она устало улыбнулась. — Ты никогда не оглядываешься, Рафаэль. Но порой… порой это бывает не лишним.

— Поедем со мной в Мараси, — вдруг вырвалось у него.

— Зачем?

— Чтобы я мог заботиться о тебе.

— Опомнись, Раф. У меня что, нет денег? Мне требуется помощь? — Симона покачала головой. — Но если ты хочешь, чтобы я сопровождала тебя в Мараси, или в Австралию, или еще куда-нибудь, ты должен предложить мне кое-что еще.

— Я буду отцом этому ребенку. — Его голос звучал хрипло. — Или тебе нужен брак? Ты об этом? Ну что ж, я не против.

— Значит, ты больше ничего не можешь мне предложить? — поинтересовалась она.

Он мог бы, если бы у него что-нибудь было.

— Возьми этого щенка.