Она положила ладонь на твердые мышцы его живота. Он вздрогнул, его веки отяжелели.
— Еще, — пробормотал Рафаэль.
Она опустила другую руку на его локоть и погладила плечо, рельефные мускулы — холмы и долины, которые стоили того, чтобы их исследовать.
— Чего еще ты хочешь?
— Еще…
— Нельзя ли немного поконкретнее? — Она легонько поцарапала его грудь. Он чуть не задохнулся.
— Забудь про игру, Симона. Сними с себя всю эту чертову одежду.
Не так уж мало хочет этот мужчина. Она разделась.
— Что теперь? — Симона слегка дрожала от прохладного ночного воздуха, ее соски затвердели. Но подбородок был гордо поднят. Она не боялась его просьб.
Рафаэль снова улыбнулся, медленно и чувственно:
— Холодно? Подойди ближе. — Еще одно приказание. Она снова повиновалась и была награждена долгим, волнующим поцелуем. — Скажи мне, когда остановиться, — пробормотал он. — Ребенок…
— С ребенком все будет хорошо, — прошептала Симона, прогнувшись в его руках. — И скорее уж ад замерзнет, чем я остановлю тебя.
Ему это было необходимо. Помощь, которую она ему так великодушно предложила. Ее страстность. Ее доверие.
— Это нечестная сделка, — заявил он, проводя пальцами по ее позвоночнику. — В этой ситуации я не вижу ничего положительного для тебя.
— Это потому, что ты не можешь видеть себя моими глазами, — пробормотала Симона, расстегивая его ремень и опуская руку все ниже и ниже. — Здесь есть много чего для меня… — Она нашла то, что ей было нужно, и медленно погладила пышущую жаром кожу. Его сердце учащенно забилось. — Много.
В то же мгновение губы Рафаэля прижались к ее губам. Где-то здесь была постель. Ему нужна постель. Он должен быть очень аккуратным с женщиной, которая носит его ребенка. Потребность защитить боролась с потребностью овладеть. Рафаэль не знал, какая из них победит.
Он поднял Симону и опустил на кровать. Положил на спину и лег рядом. Пробежал пальцами по ее телу — от плеча к животу и обратно, к маленькой упругой груди. Наклонив голову, обхватил сосок губами. Симона резко втянула в себя воздух.
— Приятно? — прошептал Рафаэль.
— Ты даже не представляешь…
— Еще?
— Да, — выдохнула Симона и вскрикнула от наслаждения, почувствовав нежную ласку его зубов и языка. Она вцепилась пальцами в его волосы.
Защитить или овладеть? Что выбрать? Рафаэль проложил дорожку из поцелуев к нежной округлости ее живота. Бедра Симоны раздвинулись в молчаливом приглашении.
— Хотел бы ты услышать, как я выкрикну твое имя? — спросила она, прерывисто дыша. Страсть победила.
Прошла неделя, за ней другая, и Симона привыкла к здешнему ритму жизни. Днем Рафаэль принадлежал Мараси и Этьену. Он присутствовал на приемах и встречах, возвращаясь с них весьма озабоченным. Только ночью, когда безрассудная, ненасытная страсть управляла ими обоими, Рафаэль полностью оказывался во власти Симоны, принимая все, что она предлагала, отдавая все, о чем только могла мечтать женщина.
Нежность.
И покорность.
Страсть.
И властность.
Рафаэль никогда не говорил ей о любви и не обсуждал будущее. Оставалось неизвестным, сколько еще они пробудут в Мараси и собирается ли Рафаэль принять предложение Этьена и стать его наследником.
Слишком много вопросов и никаких ответов.
Симона была уже на четвертом месяце беременности, и утренняя тошнота мучила ее почти ежедневно. Рафаэль обычно просыпался раньше ее и сразу же отправлялся на кухню, чтобы принести хлеб вчерашней выпечки или хрустящие хлебцы с несладким чаем.
Ей нравилось, что он предпочитал делать это в одних пижамных брюках. Ей нравилось смотреть, как он ходит по спальне, поглядывая на нее. Ей нравилось, что она теперь может спокойно восхищаться татуировкой на его спине.
Правда, у Симоны появилось желание кое-что изменить.
— Знаешь, — сказала она, когда Рафаэль в энный раз прошел мимо нее, — настоящий мастер мог бы сделать так, что эта тату читалось как «солнышко, я вернусь».
— Нет. — Раф не остановился, однако уголки его губ дрогнули, и Симона решила продолжить наступление.
— «Неверный путь, вернись назад», — предложила она. — Ну, эту надпись можно было бы использовать в качестве дорожного указателя.
Он одарил ее взглядом, который мог испепелить кого угодно.
— Ты прав, — тут же отступила Симона. — Женщин за рулем это все равно не остановило бы. Они бы скорее налетели на скалу, чем отвели от тебя взгляд. А что ты думаешь насчет простого черного квадрата вообще без всяких слов?
Его губы снова дрогнули. Может быть, от смеха. А может, от боли.
— Ешь свои хлебцы, — велел он.
Она откусила соленый хрустящий кусочек и, прожевав, заявила:
— Тогда «Обитель любви».
— Надпись останется неизменной, — сказал Рафаэль твердо. — Привыкай.
— Клянусь, ты ждешь не дождешься, когда я начну придумывать ребенку имя, — сменила тему Симона.
— Да поможет тебе Бог, — пробормотал он.
— Ну конечно, — согласилась она. — Но ты сам понимаешь, что, скорее всего, Он предложил бы нам имя одного из своих архангелов. Ну, как насчет Михаила?
— Хорошее имя.
— Уриэль?
Взгляд, которым Рафаэль наградил ее, не оставлял никаких сомнений в том, что он об этом думает.
— Метатрон. Или…
— Нет, — отрезал он.
Но в то утро Рафаэль покинул спальню с улыбкой на лице.
Рафаэль делал все, на чем настаивал Этьен, присутствовал на всех встречах и бесконечных переговорах. Его уважение к де Морсе росло день ото дня. Так же как и ощущение того, что он попал в ловушку. Только ночью ему удавалось расслабиться. Только в объятиях Симоны он находил своего рода освобождение, испытывая в то же время вину за то, что заставил ее приехать сюда. Приехать и жить той жизнью, которая ей не нравилась. Симона ни разу не пожаловалась, хотя по ее глазам он понимал, что она несчастлива.